Королевский пурпур - Страница 3

— Я получила его, когда вы взяли меня к себе на работу, шесть месяцев назад. Ваша светлость, вы не заплатили мне ничего, что можно назвать жалованьем, — призналась она. — Время от времени вы… выдаете мне небольшие суммы денег, когда я иду что-нибудь для вас покупать.

— Как? До сих пор… вам самой — ни одного пенни?

— Нет… пока нет.

Графиня прищелкнула языком. Она величественно протянула руку, отягощенную несколькими кольцами, очень дорогими на вид.

— Дайте-ка мне мою шкатулку с драгоценностями, — приказала она. — Возьмите ключ, откройте гардероб и снимите ее с верхней полки. Посмотрим, можно ли расстаться с одной или двумя маленькими вещицами…

— Но, мадам, — робко запротестовала Люси, — вы же храните свои драгоценности, чтобы передать в фонд, который когда-нибудь будет создан для восстановления монархии в Серонии!

— Ш-ш! — успокоила ее графиня. — Сейчас мы занимаемся более практичными делами.

Глава 2

Люси разыскала шкатулку с драгоценностями, подала ее графине и снова села на край кровати и стала смотреть, как графиня отпирает ее. По спине у Люси, как всегда в подобных случаях, забегали мурашки радостного возбуждения. Ей, как и графине, нравилось разглядывать старинные украшения. Разложив драгоценности на кровати, старая женщина ласкала их пальцами, играла с ними, словно это были игрушки.

Здесь были бриллианты и жемчуг, рубины и изумруды, а ведь сама старая леди жила на весьма скромное пособие, которое ежеквартально выплачивал ей ее внук. И если деньги оказывались израсходованными до того, как наступал очередной взнос, жить ей было совершенно не на что. В банке ничего не знали о сокровищах, хранившихся на верхней полке в просторном, но населенном лишь молью шкафу, и поэтому не считали возможным давать ей в долг. Для банковских служащих графиня Ардратская была лишь поблекшей и достаточно утомительной старой дамой, пережившей свое время и неспособной понять принципы банковского дела в стране, где она даже не родилась.

Управляющий местного отделения банка регулярно посылал ей краткие, ядовитые извещения об опасности превышения кредита, и Люси не сомневалась, что брюзгливое выражение на лице управляющего (его она, правда, никогда не видела, так как ее не допускали в святая святых — в его кабинет, и чек от имени своей хозяйки она вручала какому-нибудь младшему клерку) мгновенно рассеется, как утренний туман, и он сразу же схватится за телефон и начнет с покоряющей учтивостью уговаривать графиню позволить ему взять ответственность за этот бесценный клад на себя. И даже если бы ему рассказали про Серонию и про цели, ради которых этот клад хранится, он все равно станет настаивать на том, что банковские сейфы значительно надежнее полки в гардеробе, и будет умолять графиню доверить драгоценности его банку.

Но ничто не заставит графиню расстаться со своими сокровищами, и, по-видимому, ей даже в голову не приходит, что драгоценности не слишком хорошо охраняются. А если у нее и появляется какое-то чувство тревоги, она убаюкивает его мыслью, что Митци, Карл и Генрих постоянно спят в ее комнате и при любой попытке кого-нибудь чужого войти в комнату без приглашения поднимут душераздирающий лай. Она уверена, что три таксы, натасканные подавать голос даже на запах барсука, заставят любого грабителя призадуматься. Так же считала и Люси и не очень боялась грабителей. Она боялась другого: что Августина во время своих перепалок с мясником и молочником забудет о сдержанности и осторожности и, чтобы повысить престиж хозяйки в их глазах, вдруг проговорится о драгоценностях.

Графиня приподняла тяжелую нитку жемчуга и, перебирая его своими костлявыми пальцами, мечтательно проговорила:

— Эти жемчуга я надевала на свою свадьбу.

Но Люси, отличавшаяся хорошей памятью, поправила ее:

— Ах нет, мадам… Вы надевали их на первом большом приеме после свадьбы! Вспомните, их подарил вам ваш отец.

— Какая вы умница, — кивнула графиня головой, — вас никогда не собьешь. Я ведь была очень похожа на цветок, вот и решили, что единственным украшением на свадьбе будут цветы… белые цветы. На мне было кружевное платье с таким длинным шлейфом, что присутствующие спотыкались, стараясь на него не наступить. А потом мы провели шесть недель в горах — это был официальный медовый месяц — и еще три месяца путешествовали по Европе. — Графиня полуприкрыла глаза, словно вновь переживала прошлое, потом перевела взгляд на изумрудный браслет. — А его я надевала, когда австрийский император Франц Иосиф нанес нам государственный визит. — Она взяла в руки браслет, и в свете камина он вспыхнул зеленым пламенем. — Мама тогда болела, и мне пришлось играть роль хозяйки. Император сделал мне комплимент, похвалил мою внешность, а один из членов его свиты не сводил с меня глаз, так и пожирал меня взглядом, пока мы слушали оперу. Потом моя фрейлина сказала, что он чуть не застрелился, потому что я не смотрела в его сторону.

— Тогда… тогда вы еще были одна? — спросила Люси, щеки у нее порозовели, губы приоткрылись.

— Нет, дорогая, я была замужем, — призналась графиня. — В противном случае я почти наверняка посмотрела бы на него.

— Тогда зачем же он грозился застрелиться, это же не имело смысла? — резонно заметила Люси. — Я хочу сказать, раз у него не было надежд, что вы будете принадлежать ему…

— Если вы влюблены, моя дорогая, и если вы молоды… — Графиня потрепала ее по щеке. — Но вы ведь не были влюблены, не так ли? Пока нет. Но время ваше придет… поверьте мне, придет непременно.