Рассказывать об этом гордой самолюбивой графине было нестерпимо тяжело и мучительно, и Люси, забыв на время о собственных разочарованиях, пыталась выразить графине искреннее сочувствие и успокоить ее.
— Вы могли давно продать свои бриллианты, мадам, — ласково упрекнула она свою госпожу. — Жили бы без забот, ни у кого не одалживаясь и не экономя каждый грош.
Но старая графиня, усмехнувшись, покачала головой:
— Дитя мое! В этой моей шкатулке настоящих драгоценностей раз, два и обчелся. Всего несколько маленьких вещиц, остальное — хорошая подделка. Да будь эти украшения подлинные, я не стала бы жить на иждивении у своих родственников!
— Как же так, мадам! — воскликнула потрясенная Люси. — Вы продали брошь и кольца, а что будет потом, если вам срочно понадобятся деньги?
— Придется обратиться все к тем же родственникам, — ответила графиня, прекрасно понимая, что поступит так только в самом крайнем случае.
— Пол вам поможет, я уверена, что поможет! — с жаром заявила Люси, забыв, что ей предстоит пересмотреть свое представление о Поле. — Вы же сами говорите, что денег у него в избытке, да и я… И я все время думала, что он живет так, как другой и мечтать не смеет. Одного только не могу понять, зачем он делает вид, будто он простой официант.
— Возможно, он собирается открыть сеть ресторанов или что-то в этом роде и решил набраться опыта, — равнодушно ответила графиня.
— Ах вот как! — воскликнула Люси, у которой защемило сердце, когда она вспомнила тот восхитительный ужин в ресторане, когда впервые надела розовое вечернее платье. — Потому-то вы и пригласили его тогда зайти к нам!
— Чего он, между прочим, так и не сделал, вероятно, потому, что я не повторила приглашения, — задумчиво проговорила графиня. Она пристально и с любопытством смотрела на Люси. — А ведь я готова была поклясться… — начала она, но тут же, слегка пожав плечами, прервала свою мысль. — Так и не научилась я разбираться в мужчинах. Такие они трудные существа, понять их невозможно. Но мне казалось, что вы интересуете моего внука, Люси, и что с вами он будет вести себя, как подобает джентльмену. По правде говоря, он даже обещал мне это, когда мы с ним разговаривали с глазу на глаз… — Она озадаченно посмотрела на Люси и снова покачала головой. — После того, что вы мне рассказали, сомневаться не приходится. Однако надо признаться, он меня удивляет. Может быть, он связал себя обещаниями с этой Софи Деваржу? Она из весьма состоятельной семьи, с очень старинной родословной. Конечно, его мать мечтает о таком браке. — Графиня слегка фыркнула. — Но когда он придет сюда, если, конечно, придет, я скажу, что больше не желаю принимать от него денежную помощь. А вы, дорогая, — и графиня снова стукнула тростью об пол, — вы должны решительно отказаться от общения с ним. Вам это ясно?
— Ради меня он сюда больше не придет, мадам! — уныло сказала Люси, пряча свои перчатки в сумочку и надеясь, что уж теперь-то ей разрешено будет уйти.
Графиня протянула руку и пожала пальцы девушки, давая тем понять, что она свободна. В заключение разговора она, грустно улыбаясь, сказала:
— Ну, а если Пол все же придет, предоставьте его мне. Любовь, как корь, большинству людей суждено переболеть ею. Вы скоро о нем забудете, детка. Мне-то это известно, у меня самой был в свое время печальный опыт.
— Нельзя ли мне на время куда-нибудь уехать? — умоляюще глядя на графиню, спросила Люси. — Не навсегда и недалеко, мне не хочется сейчас оставаться в Лондоне.
— Посмотрим. — Графиня понимающе улыбнулась. — А пока, чтобы заняться чем-нибудь, можете начать укладывать вещи. Выберите то, что может вам понадобиться для недолгой поездки, и уложите в чемодан. Разрешаю вам поплакать хорошенько. Поверьте, вам станет намного легче, когда вы выплачетесь как следует.
Люси ушла к себе. А графиня села к окну и стала наблюдать за машинами и пешеходами, снующими по улице, словно она надеялась увидеть кого-то. И действительно, меньше чем через четверть часа ее ожидания увенчались успехом: к дому подъехала длинная кремовая машина.
Когда Августина ввела Пола Эйвори в гостиную, его бабушка встретила его, стоя посреди комнаты, с таким выражением лица, которое могло нагнать страху на кого угодно, доведись ее нечаянно увидеть. Это выражение лица предназначалось тому, у кого, по мнению графини, совесть была нечиста и кому предстояло объяснить свое поведение и принести извинения.
Но вряд ли Пола особенно мучила совесть. Он казался просто встревоженным, был бледен и утомлен, возможно, устал от быстрой езды в час пик по забитой машинами дороге, к тому же его одолевали неприятные мысли.
— Где она? — спросил Пол с места в карьер. — Где она, grand-mиre? С ней все благополучно? Я просто места себе не находил, волновался, как она добралась?
— Она наверху, у себя в комнате, — вполне спокойно объяснила бабушка-графиня своему внуку.
— Боюсь, она страшно расстроена…
— Женщины имеют привычку расстраиваться, — мрачно резюмировала графиня, — особенно когда мужчины ведут себя недостойно. Люси, пожалуй, менее искушена, чем другие молодые женщины ее возраста и ее положения, поэтому она, наверно, расстроена больше. Но я постаралась убедить ее, что она это переживет. Так оно, разумеется, и будет.
— Бабушка, я должен с ней поговорить, — взмолился Пол. — Мне надо извиниться, объяснить все. Понимаете…
— Да? — Графиня поджала губы в ожидании его объяснений.
— Она сказала, что вы собираетесь ее увезти… в Италию, что вы хотите найти ей там мужа, который обеспечит ее всеми благами — деньгами, комфортом, положением в обществе… И мне показалось, что она не прочь уехать, выкинуть меня из головы и выйти за какого-нибудь смазливого итальянца, если он предложит ей стать хозяйкой его жалкого замка на Аппиевой дороге, что она действительно хочет только одного — сделать богатую партию, и больше ее ничего не интересует.