Люси внезапно крайне заинтересовалась каким-то прибором на панели машины. Ей показалось, что солнце заслонила туча и повеяло прохладой, и это усилило холодок охватившего ее дурного предчувствия.
— Надеюсь… надеюсь, вы провели приятный вечер?
— Весьма, — заверил ее Пол. — Обед прошел замечательно. — Его темные глаза лукаво блеснули. — Ну а как с вашими планами насчет Италии? Откликнулись ли тамошние друзья графини? Согласны они помочь ей в ее матримониальных планах, жертвой которых являетесь вы?
Люси покраснела до слез, и в ее глазах, обращенных в Полу, застыли обида и смятение. Ей не удалось скрыть от него свои чувства.
— Мне не следовало посвящать вас в планы графини, они, конечно, смехотворны, хотя и задуманы с самыми добрыми намерениями по отношению ко мне, — запинаясь, проговорила она.
— Напротив, дорогая моя, я очень рад, что вы открыли мне эти планы, — беззаботно ответил Пол, на секунду накрыв ее руку своей. — По крайней мере, у меня будет время, чтобы обдумать, какой свадебный подарок вам приготовить, а то пришлось бы действовать наспех, случись такой сюрприз. Терпеть не могу сюрпризов. Я всегда должен точно знать, как обстоят мои дела и каково мое положение, пусть даже в самой маловажной ситуации.
Во время ленча Пол был безукоризненным хозяином. Миссис Майлс нарезала в саду цветов и украсила ими овальный обеденный стол, так что в комнате, залитой весенним солнцем, стоял головокружительно сладостный весенний аромат. Блестело столовое серебро, салфетки у приборов и под ними поражали тончайшей вышивкой. В углу своей салфетки Люси разглядела вышитый крест, увенчанный короной. Она почему-то подумала, что салфетки когда-то принадлежали княгине Карадин и та за ненадобностью подарила их крестнику, когда он обставлял свой коттедж. Но над короной на салфетках была вышита буква «П». Эта буква разрушала ее версию, и Люси дорого бы дала, чтобы разгадать, что она значит. Ей необходимо было знать правду о человеке, что сидел напротив нее за прелестно накрытым столом. Сейчас его отделяла от нее лишь ваза с цветами да несколько блюд с закусками, но на самом деле он, возможно, отделен от нее целыми мирами, словно человек с другой планеты. Почему к нему восторженно устремляются его земляки, встретившись с ним в гостях? Почему отвешивают почтительные поклоны, приседают перед ним в глубоких реверансах и чуть ли не готовы целовать руку, предоставь он такую возможность? Перед ней был человек, который хотя и служил официантом в ресторане, в действительности принадлежал совершенно к другому кругу людей. В этом скрывалась какая-то тайна.
Встретившись с Полом глазами, Люси призвала на помощь все свое мужество и вознамерилась потребовать, чтобы он открыл ей правду. Но он смотрел на нее отчужденно, холодно, и она сомневалась, стоит ли этого требовать. Вдруг его ответ вдребезги разобьет ее надежды? Хотя о каких надеждах может идти речь? Они, если и были, теперь улетучились. И она решилась спросить, когда миссис Майлс вышла из комнаты:
— Мне хочется узнать о вас больше… Мне бы хотелось, чтобы вы сказали мне правду о себе…
Как только это слово сорвалось с ее губ, Пол улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— А графиня вам ничего не разъяснила?
— Я ее ни о чем не спрашивала.
— Не осмелились! — воскликнул он, и его губы изогнулись в чуть презрительной усмешке. — Вы же компаньонка ее высочества, «славная молоденькая англичанка», выполняющая все ее прихоти и поручения и не смеющая ослушаться… Ее забавляет мысль о том, как она запустит вас в неизвестное для вас общество… Может быть, она даже завещает вам все свои драгоценности из старой шкатулки в нищей лондонской квартирке… Она уже накупила вам нарядов, экипировала для роли, которую вы с легкостью сыграете, если по-прежнему будете потакать ее прихотям и постоянно повторять: «Графиня сказала, графиня считает…» — Издевка в его голосе повергла Люси в полное изумление, а он продолжал: — Неужели вы на самом деле так безнадежно глупы, что с радостью вручаете свою судьбу старухе, которая водит вас за ниточку, будто марионетку! — Люси открыла было рот, чтобы возразить ему, но он не дал ей сказать ни слова. — Или вы уже настолько прозрели, мисс Люси Грей, что догадались, что Серония для графини — не что иное, как навязчивая идея, и что шкатулка с драгоценностями в один прекрасный день вам очень пригодится? Когда графиня, забыв одну навязчивую идею, переключится на другую и всецело посвятит себя вашему жизнеустройству.
Люси ахнула, вспыхнула и тут же побледнела. Кровь отлила от ее лица, и это заметил Эйвори. Он приподнялся и принес свои извинения, но сделал это так резко, что Люси показалось, будто над ее ухом щелкнули бичом.
— Простите! — сказал Пол. — Я не имел права так говорить с вами. Это непростительно. Не пройти ли нам в холл и выпить кофе?
Люси вдруг ощутила, что произошло непоправимое несчастье — они перестали понимать друг друга. Как заведенный автомат, она прошла за Полом в холл, где миссис Майлс, расплываясь в улыбке, священнодействовала с кофейным сервизом. Она спросила, не потребуется ли от нее еще что-нибудь, прежде чем она вымоет посуду и на время покинет их. Она сказала Полу, что приготовила к чаю какой-то особенный торт, который, как она надеется, им понравится. Но лицо Пола оставалось безучастным. Он махнул рукой, давая понять, что миссис Майлс может делать, что ей заблагорассудится, и та ушла слегка встревоженная, опасаясь, что сделала что-то не так.
Пол обернулся к Люси и вежливо попросил ее разлить кофе. Когда она протянула ему его чашку, рука ее слегка дрожала, и она всячески старалась эту дрожь подавить. Он, сдвинув свои черные брови, посмотрел на нее и еще раз извинился, что позволил себе отчитать ее.